Юмористический рассказ:
"Фея на пенсии”
Яков Зискинд
- 1 -
Жила-была женщина средних лет Вера Ивановна. Она была тещей, так как большинство женщин, у которых есть дочери, рано или поздно становятся тещами. А в наши дни во многих семьях тещи, если хотите знать, являются главой дома. Да-да, именно главой дома! Дочь работает, ее муж, именуемый зятем — работает, внуки — в зависимости от возраста, либо учатся, либо улетают на край света строить новые города или добывать полезные ископаемые. А тещи — они дома, они, как когда-то говорили, — хранительницы очага, и все бытовые нагрузки и часто перегрузки ложатся на их добрые плечи. Разумеется, за их благородный труд зарплаты им никто не платит, а наоборот, эти столь полезные в доме женщины — любящие и безотказные матери и бабушки, отдают свои скромные пенсии на благо опекаемых ими семей.
Такой тещей была и Вера Ивановна. Ей недавно исполнилось... Впрочем, какая разница, сколько ей исполнилось? Во всяком случае, выглядела она моложе своих лет. Стройная, подтянутая, быстрая в движениях, с веселыми, синими глазами, она была мила и обаятельна. К тому же у нее был легкий, не обидчивый характер и многолетний опыт домашнего хозяйствования и разумного планирования семейного бюджета. Дочь Веры Ивановны — Катя — работала и заниматься хозяйством, естественно, времени не имела. Внучка Леночка была на первом курсе консерватории и тоже была всегда занята, зять Павел Сергеевич Макарцев — научный работник, кандидат исторических наук — аналогично, а внук Василий, который перешел в четвертый класс, был не только занят, но еще требовал от своей бабушки совместного прохождения полного курса десятилетки. Три класса они уже дружно одолели.
И Вера Ивановна — быстрая и ловкая в аккуратном фартучке и домашних тапочках, все успевала — и сготовить, и убрать, и сбегать в торговые точки, и сшить Леночке джинсы, не уступающие фирменным, и решить с Василием арифметические задачи с наполняемыми водой бассейнами и спешащими навстречу друг другу пешеходами.
С зятем Вере Ивановне повезло — добрый и внимательный. К сожалению, курит, зато не пьет. Не только образован, но и интеллигентен: скромен, порядочен и хорошо воспитан. А месяц назад зять Павлик растрогал Веру Ивановну: принес ей путевку в дом отдыха на южном берегу Крыма.
Вера Ивановна даже растерялась: разве она может уехать отдыхать и оставить свою великолепную четверку? Но Павлик стал ее убеждать, что каждый человек имеет право на отдых, Вера Ивановна столько лет не отдыхала. А насчет четверки пусть не беспокоится — они не пропадут! Словом, зять Павлик так красноречиво и доказательно уговаривал Веру Ивановну, что она, тяжело вздохнув, согласилась ехать в благословенный Крым, щедро одаренный солнцем, морем и фруктами.
Через несколько дней вся семья проводила ее на Курский вокзал и, усадив в мягкий вагон, топталась на перроне, глядя на взволнованную Веру Ивановну, которая, стоя в вагонном окне, давала последние указания, как им жить без нее.
Наконец поезд тронулся и Вера Ивановна, одновременно улыбаясь и плача, долго махала им голубым платочком. Ее слезы и испуганно-смущенная улыбка тут же вызвали ответную реакцию у провожающих: и Катя, и Леночка, и даже внук Василий вот-вот готовы были заплакать, да и у Павлика возникла необходимость протереть стекла очков. А поезд, прибавляя ход, выскочил из-под крыши перрона и, освещенный жарким солнцем, покатил на юг. Еще раз мелькнул голубой платочек Веры Ивановны и скрылся вдали.
- 2 -
Через три дня семья Макарцевых особенно остро почувствовала отсутствие Веры Ивановны. И не случайно. Четверо здоровых молодых людей, отличавшихся завидным аппетитом, без особого труда справились со всеми запасами продовольствия, которые оставила заботливая хранительница очага. Хлебница была пуста, сухарница и ваза с печеньем тоже, холодильник зря расходовал электроэнергию. Вот почему воскресное утро, когда нечего и не на что было мазать, вызвало в доме небольшой конфликт. Все хотели есть, но ни у кого не было времени пойти за едой: Катя заняла в парикмахерской очередь на укладку, Леночке нужно было срочно переписать ноты, а Василий спешил на тренировку дворовой футбольной команды «Мотылек».
Конфликт завершился так: Катя пошла в парикмахерскую, Леночка в молочную, Василий (одна нога — здесь, другая — там!) в булочную, а Павел Сергеич обязался сварить гречневую кашу, так как в кухонном шкафу был обнаружен пакет гречневой крупы, под названием ядрица.
Когда все члены семьи разбежались в разные стороны, Павел Сергеич надел пестрый фартучек Веры Ивановны, поправил на носу очки и стал разглядывать вышеназванную ядрицу. Крупа как крупа! Серые крупинки, одни больше, другие меньше, одни темно-серые, другие светло-серые... Но как из этих крупинок получается каша, Павел Сергеич представлял смутно. К счастью, зазвонил телефон. Павел Сергеич снял трубку и очень обрадовался: звонил его друг доктор химических наук Сырников.
— Хорошо, что ты позвонил, — сказал Павел Сергеич. — Ты можешь мне объяснить секрет приготовления гречневой каши?
— Гречневой каши? — удивился Сырников. — А зачем тебе секрет гречневой каши? И с каких пор это секрет?
— Понимаешь, — перебил его Павел Сергеич, — Вера Ивановна уехала в дом отдыха, и я ее, так сказать, вызвался заменить.
Все ингридиенты будущей каши у меня есть. Крупа, вода, масло и соль, но технологию создания каши я представляю смутно.
— Технология, по-моему, удивительно простая, — подумав, сказал Сырников. — Берется вода, крупа, масло и соль и все это смешивается...
— А как смешивается? Надо бросать крупу в воду или воду наливать в крупу?
Сырников снова подумал:
— Очевидно, крупу следует сыпать в воду.
— Хорошо, — согласился Павел Сергеевич, — наливаю воду и всыпаю крупу... И ты уверен, что получится каша?
— Позволь, ее ведь надо варить, — вспомнил доктор химических наук.
— Ну, сварю, — вновь согласился Павел Сергеич. — А когда следует класть масло?
— Потом, — твердо сказал Сырников. — Впрочем, подожди, сейчас я спрошу у своей тещи. Не вешай трубку.
Пока Сырников выяснял у тещи технологию приготовления гречневой каши, Павел Сергеич с грустью думал о Вере Ивановне: «Какая она милая, прекрасная женщина... Заботливая, любящая... По сравнению с другими тещами — она обыкновенный ангел! Ведь я впервые в жизни столкнулся с приготовлением каши. А все ведь она, бедняжка!»
Это была первая мысль. А вторая была несколько другой: «До чего же несправедлива судьба. Я варю гречневую кашу, а Вера Ивановна отдыхает на юге! Ну? Есть на свете справедливость?»
- 3 -
А Вера Ивановна действительно отдыхала на юге. И как! Именно в это время она завтракала в столовой своего дома отдыха. Белозубая официантка с тугими, розовыми щеками и синими, неправдоподобно длинными ресницами предложила ей, в дополнение к сытному и обильному завтраку, еще манную кашу. Вера Ивановна отказалась. Во-первых, она была уже сыта, во-вторых, как и полагается каждой разумной женщине, берегла фигуру.
После завтрака она решила сходить на почту, отправить письмо своим дорогим и любимым и вскоре, изящная и в меру кокетливая, в элегантном платье и соломенной шляпке, шла по ялтинской набережной.
И до чего же это было приятно, не спеша шагать по нагретому солнцем асфальту с небольшим ридикюлем, а не тяжелыми хозяйственными сумками, соображая на ходу, куда забежать раньше, в «Булочную» или в «Гастроном», в «Полуфабрикаты» или «Дары русского леса».
И Вера Ивановна невольно думала о том, до чего же хорошо на юге. Создавалось такое впечатление, словно вы попали на праздник, до того вокруг было шумно и весело. Все время звучала музыка, доносившаяся с небольших корабликов, на которых отдыхающие совершали морские прогулки. Музыка доносилась из открытых дверей кафе и из бесчисленных транзисторных приемников, которые курортники с удовольствием таскали с собой.
Потом Веру Ивановну, которая много лет не была на юге, крайне удивляли и смущали костюмы отдыхающих — излишне откровенные сарафаны и предельно стянутые брючки девушек, легкомысленные шорты пожилых мужчин, огромные противосолнечные очки...
Но все равно здесь было поразительно интересно и весело. Не жизнь, а масленица! Наверняка, если всю жизнь жить в доме отдыха, можно здорово продлить свою жизнь!
- 4 -
Большинство людей знает по личному опыту, что ничто так быстро не кончается, как отпуск. Кончился и отпуск Веры Ивановны, и она вернулась в Москву. За двадцать четыре дня, проведенных на юге, она загорела и помолодела лет на десять. На ее миловидном кофейном лице ярче засверкали зубы, заблестели глаза и заиграла улыбка.
Вера Ивановна вошла в свой подъезд и вызвала лифт. Внезапно она почувствовала острый запах подгоревшей колбасы и, когда поднялась на лестничную площадку пятого этажа, поняла, что этот запах доносится из их квартиры. Вера Ивановна нетерпеливо позвонила. Дверь ей открыл Павлик. Он был небрит, поверх грязной пижамы был надет некогда нарядный фартучек Веры Ивановны, а сейчас еще более грязный чем пижама.
За спиной Павлика вился синий колбасный чад, разрезанный солнечными лучами на неровные части.
— Здравствуй, Павлик! — испуганно произнесла Вера Ивановна.
— Здравствуйте, Вера Ивановна, — обрадовался Павлик.
— Как я поняла, вы жарите колбасу.
— Да, — подтвердил Павлик и добавил: — У нас на обед яичница с колбасой и гречневая каша.
Вера Ивановна с интересом взглянула на Павлика, опустила на пол чемодан и молча прошла на кухню, где ее глазам открылось ужасное зрелище, которое могло бы легко сойти за фрагмент знаменитой картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи».
Вера Ивановна всплеснула руками, подошла к плите и двумя пальцами брезгливо подняла крышку одной из кастрюль.
— Что это? — спросила она Павлика.
— Гречневая каша!
— Вот это — каша? По-моему, этим лучше всего клеить обои, — Вера Ивановна хотела опуститься на стул, но, оглянувшись, вовремя спохватилась и осталась стоять.
— Где Катя? — спросила Вера Ивановна.
— За городом, — ответил Павлик и близоруко склонился над догорающей колбасой.
— Как за городом? — не поняла Вера Ивановна и выключила газ под сковородкой.
— Повезла Василию в лагерь передачу, — объяснил Павлик.
— А Леночка?
— В консерватории, — ответил Павлик и поинтересовался: — Почему вы не дали телеграмму, я бы встретил...
Вера Ивановна, не отвечая, подошла к холодильнику и открыла его тяжелую дверь.
— Боже мой! У вас же пустой холодильник!
— Как — пустой? — даже обиделся Павлик.
— Если вы считаете, что бутылка шампанского, кефир и банка старого хрена именно то, что должно быть в холодильнике...
— Шампанское — к вашему приезду! — объяснил Павлик.
— Спасибо. А зачем хрен?
Павлик промолчал, а потом, заглянув в холодильник, сообщил:
— Я как раз собирался за продуктами, но сперва хотел приготовить обед...
— Вот это обед? Сожженная колбаса и клейстер для обоев?! — сокрушенно произнесла Вера Ивановна и, забыв об осторожности, опустилась на стул. — И давно вы живете в таком хлеву? У меня впечатление, что пыль в последний раз вытирала я... А пол? К вам что, приходили лошади?
Павлик с тоской посмотрел на Веру Ивановну, потом светло улыбнулся:
— Ах, Вера Ивановна! Слава богу, вы приехали, и все образуется.
— Нет, Павлик, не образуется! — твердо произнесла Вера Ивановна. — Сядьте, предстоит серьезный разговор.
— Вы меня пугаете, Вера Ивановна, — обеспокоенно проговорил Павлик и опустился на табурет.
— Ничего страшного, — успокоила его Вера Ивановна, а потом, после паузы, виновато пожав плечами, сообщила: — Я, Павлик, влюбилась!
— Вы?!
— Я! — кивнула Вера Ивановна. — А что? Не имею права? Мне, между прочим, не девяносто.
Павлик обреченно молчал.
— Там, на юге, я встретила одного прекрасного человека... Он — ленинградец. Архитектор. Он проводил меня до Москвы. Поэтому я не дала телеграммы...
Павлик мрачно молчал.
— Он моего возраста, — продолжала Вера Ивановна. — Тоже одинокий и тоже ревматик. Мы познакомились на почве ревматизма. На ваннах.
— На каких ваннах? — поинтересовался Павлик.
— Родоновых. Сидели в очереди и обменивались медицинскими советами и народными средствами. Он удивительный специалист в этой области. Знает больше любого профессора, — торопливо сообщила Вера Ивановна.
— И как?
— Что — как? — улыбнулась Вера Ивановна. — Вы встречали человека, который излечился бы от ревматизма? Я тоже не встречала... Но бороться с ревматизмом вдвоем — все-таки куда приятнее, — Вера Ивановна помолчала, а потом, сверкнув глазами, сказала: — Ах, Павлик! Если б вы знали, как он красиво ухаживал...
Я ведь даже забыла, что на свете есть цветы, конфеты, мороженое... Оказывается, есть! А такой безалкогольный коктейль «Южная ночь» вы пили? Павлик отрицательно покачал головой.
— А я пила! — гордо заявила Вера Ивановна. — Раз восемь! Прекрасная вещь! Удивительно поднимает жизненный тонус! Выпьешь — и весь мир как цветное телевидение... А как поют цикады, вы слышали?
— Цикады не поют, а скрипят, — уныло заметил Павлик. — И эти звуки они производят ногами.
— Ничего подобного, — не согласилась Вера Ивановна. — Цикады поют. И звенят. А потом он сделал мне предложение...
— И вы согласились?
— Конечно...
— Что ж, прекрасно, — криво усмехнулся Павлик и встал с табурета. — Я все время думал: чего нам в доме не хватает? Оказывается, архитектора, у которого ревматизм. Вы что, Вера Ивановна, думаете, что наша квартира недостаточно населена?
— О чем вы говорите, Павлик? — развела руками Вера Ивановна. — У него в Ленинграде отличная трехкомнатная квартира с лоджией. Он — архитектор. И он — наоборот, просил, чтоб я вас предупредила за две недели и переехала к нему.
— Надолго? — спросил Павлик.
— Как «надолго»? Навсегда! Я уезжаю в Ленинград замуж... Понимаете, замуж!
Павлик вновь опустился на табурет.
— Уезжаете замуж?.. Ну, знаете, Вера Ивановна!.. Я обскакал всю Москву, пока добыл вам путевку в Крым... Я вам сделал сюрприз... Потому что вы, так сказать, добрая фея нашей семьи...
— Да, фея на пенсии, — усмехнулась Вера Ивановна.
Но Павлик пропустил ее реплику мимо ушей.
— Я думал, вы поехали отдыхать, а вы там завели какие-то шуры-муры...
В глазах Веры Ивановны закипели слезы.
— Подождите, Павлик, — тихо проговорила она. — Какие «шуры-муры»? Я что же, не имею права влюбиться?
Не имею права выйти замуж? Извините, Павлик, но у нас каждый человек имеет право на труд, право на отдых... И право на замужество! Или у меня этого права нет?
— Почему? Есть, конечно, — неохотно подтвердил Павлик.
— Если есть, — улыбнулась Вера Ивановна, — то вы бы лучше меня поздравили.
— Правильно, Вера Ивановна! Правильно! От души поздравляю, — вскочил Павлик и поцеловал Вере Ивановне руку, а она поцеловала его в лоб.
— Спасибо, дорогой Павлик! — растроганно сказала она. — Спасибо, милый дурачок. Через две недели я уеду в Ленинград, приглашу вас всех на свадьбу... Мы только с Владиком... Его зовут Владик, — пояснила Вера Ивановна, — не решили, где устраивать, дома или в ресторане...
— Все-таки вы меня удивляете, Вера Ивановна, — покачал головой Павлик. — Неужели, вы думаете, что мы все сможем прикатить в Ленинград на вашу свадьбу?
— Конечно.
— А вы понимаете, чем это кончится! Меня и Катю уволят за прогулы, а Василия выкинут из школы...
— Ну, это вы преувеличиваете! — отмахнулась Вера Ивановна. — Под замужество тещи вам дадут отпуск!
— Не знаю, не знаю, — проворчал Павлик и направился к плите, но Вера Ивановна жестом остановила его.
— Сидите, Павлик, сейчас я все сделаю сама, и, возможно, не хуже вас, — пошутила она и вышла в соседнюю комнату, чтоб переодеться. — Вам и так небось доставалось из-за меня!
— Да, доставалось, — признался Павлик.
А Вера Ивановна, оставившая дверь в соседнюю комнату открытой, громко, почти крича, сообщала Павлику:
— Если говорить честно, то меня, в связи с моим переездом в Ленинград, больше всего беспокоит Василий. Теперь готовить с ним уроки придется вам.
— Мне? — повернулся к открытой двери Павлик.
— Ну, конечно. Не буду же я прилетать из Ленинграда решать с ним задачи.
А в четвертом классе такая сложная программа!
— Ничего, у меня высшее образование! — сухо произнес Павлик.
— Ах, Павлик! Ваше высшее образование такое, что посади таких, как вы, в четвертый класс — все останутся на второй год.
Павлик тактично промолчал.
— А Леночка? — спросила из-за двери Вера Ивановна.
— Что — Леночка? — не понял Павлик.
— Придется мне за эти две недели научить Катю гладить ее платья и джинсы и делать ей прическу. А уборка? а стирка? а готовка? — уже тихо сказала Вера Ивановна, входя в кухню в домашнем халатике.
Тяжело вздохнув, она подошла к плите, покачала головой и начала готовить яичницу из трех уцелевших яиц и жалкого, еще не сожженного куска колбасы. А Павлик, радостно улыбнувшись, проследовал в ванную, где с удовольствием умыл руки. В прямом и переносном смысле.
- 5 -
Вскоре Павлик, дымя сигаретой и развалившись в кресле, с наслаждением читал еженедельник «Футбол — хоккей».
В самом интересном месте обзорной статьи об итогах прошедшего тура соревнований на пороге столовой возникла Вера Ивановна.
— Павлик, — сказала она тихо, — как это ни грустно, вам придется сходить в молочную и булочную. Вот — списочек.
Павлик хотел возразить, найти причины, мешающие ему это сделать, но Вера Ивановна остановила его взглядом.
— Одна я всего не успею. Идите. В доме должна быть еда.
— Хорошо, Вера Ивановна, — неохотно, но покорно согласился Павлик.
- 6 -
Примерно через час Павлик возвратился домой и с радостью отметил чудесные изменения в квартире, которые произошли за время его отсутствия.
Большинство вещей вновь заняли свои привычные и удобные места. Скажем, пиджак Павлика, висевший на пыльной спинке кресла, удобно повис на вешалке, расправив смятые плечи и заломленные за спину рукава, и Катино платье, лежавшее на диване в немыслимо-неудобной позе, отдыхало на плечиках, и Леночкины джинсы тоже. Словом, квартира и населяющие ее вещи, обрадованные приездом настоящей хозяйки, возвращались к нормальной привычной жизни.
Павлик быстро сообщил, какие произвел покупки, отчитался в расходах и с чувством исполненного долга плюхнулся в кресло, считая, что теперь-то он имеет право вернуться к изучению «Футбола-хоккея».
Однако Вера Ивановна помешала осуществлению этого скромного намерения. Она сказала:
— Павлик, все время, пока вас не было, я думала и поняла, что вам придется найти домработницу.
— Павлик посмотрел на Веру Ивановну и усмехнулся:
— «Найти домработницу»... В каком веке вы живете, Вера Ивановна? Вы что, не знаете, что легче найти профессора астрономии, чем домработницу.
Вера Ивановна опустилась на стул, стоявший против кресла Павлика.
— Это, конечно, верно. Значит, получается, что Кате придется уйти с работы.
— Кате с работы?! — изумился Павлик. — Катя семнадцать лет училась, государство ухлопало на ее обучение кучу денег, она способный инженер, и все бросить, да? Вы об этом для нее мечтали?
— Подождите, Павлик... А если домашними делами заниматься до работы? Или после?..
Павлик вновь усмехнулся:
— О чем вы говорите, Вера Ивановна? Это вы научили Катю ничего не уметь! Я, как вы видели, варю вместо каши клей для обоев, а она и клея не сварит! Это ваше воспитание! Ваша школа! Вырастили узкую специалистку, которая не умеет даже пожарить котлеты...
— А вы, Павлик! Неужели вы не можете помочь жене?
— Я, Вера Ивановна, мужчина. Я и так из-за этого клея для обоев читаю сегодняшние газеты послезавтра!
Наступила пауза. В конце паузы Вера Ивановна тихо заплакала:
— Значит, все: нельзя мне замуж! Нельзя... Павлик вскочил с кресла, налил из графина (до возвращения Веры Ивановны — пустого) стакан воды и стал ее успокаивать. А она продолжала всхлипывать и твердить:
— Нельзя! Нельзя мне замуж! А, с другой стороны, потерять в моем возрасте такого человека — это же преступление! Одинокий мужчина в наши дни — подарок судьбы! А судьба такие подарки дважды не делает! Это, Павлик, если хотите знать, последний луч в моей жизни! — И она, поставив стакан с водой на стол, вновь заплакала.
Тронутый ее словами Павлик нервно прошелся по комнате и твердо заявил:
— Решено, Вера Ивановна: уезжайте замуж, а о нас... не думайте! Черт с нами!
— Как это не думайте? — возмутилась Вера Ивановна. — Я что, в этом доме посторонняя? Вы ведь моя семья! Мои дети! Мои внуки! Я — мать! Я — теща! И не какая-нибудь дореволюционная эгоистка, которая думала только о себе! Я — наша теща! Понимаете, НАША! — Вера Ивановна перевела дыхание и тихо добавила: — А все вы виноваты! Вы один!
— Я? — растерялся Павлик.
— Да, вы! Это вы настаивали, чтоб я поехала на курорт. Вот и доездилась!
Обиженный Павлик пожал плечами:
— Значит, вы считаете, что я к вам плохо относился?
— Нет, хорошо! И, оказывается, это плохо! Так спокойно жили... Ходила на рынок, стояла в очередях, убирала, стирала, сидела у телевизора. Вы хотели облегчить мне труд и купили в подарок чайник со свистком... Он свистит, а у меня все валится из рук. А ко дню рождения вы мне подарили соковыжималку. Вы думаете, она выжимала сок из фруктов? Нет, она его выжимала из меня! А ваш электрополотер? Он лодырь. Он вечно отдыхает в ремонте. Пол натирал не он, а я...
Из глаз Деры Ивановны текли светлые, добрые слезы. Она допила воду из стакана и печально оглядела небольшую, но уютную квартиру Макарцевых.
— Вы ведь без меня зарастете! У вас появятся тараканы и грибы... Нет, все не так просто, как кажется... Была в Васькиной школе членом родительского комитета, сидела в президиуме... Сам директор говорил, что я его правая рука. Руководила кружком «умелые руки»... Что вы молчите, Павлик? Скажите, посоветуйте! Вы ведь умный человек! Научный работник...
Павлик молчал. Потом, не выдержав настойчиво-вопросительного взгляда Веры Ивановны, начал:
— Да, научный работник! И я думаю... Но Вера Ивановна перебила его:
— А что вы, извините, научный работник, понимаете? Вы даже журнал выписываете «Наука и жизнь». Наука! И жизнь! Разные вещи! Наука — одно, жизнь — другое...
Звонок у входной двери залился долгим и нетерпеливым звоном. Павлик побежал открывать и вернулся с Леночкой. Тоненькая и стройная, в голубых джинсах и богато иллюстрированной кофточке, она бросила в передней портфель и вбежала в комнату с веселым воплем:
— Бабушка! Как хорошо, что ты вернулась! Мы без тебя уже пускали пузыри и бодро шли ко дну! Честное слово, наш дом без тебя как без рук!
Она обняла Веру Ивановну, несколько раз крепко расцеловала и закружила по комнате.
Тут она заметила, что Вера Ивановна плачет:
— Бабушка! В чем дело? Почему ты плачешь?
— Наверно, от радости! — тихо ответила Вера Ивановна.
